Возвращение астровитянки [= Полёт за сингулярность ] - Ник. Горькавый

— Ты действительно любишь меня? Ты правда никогда меня не бросишь? — спросила она еле слышно.

— Люблю… и никогда не брошу, — сказал над ней встревоженный голос, и грудь, к которой прижималась Элиза, взволнованно задрожала.

И Элиза не выдержала. Она заплакала сильнее, потянулась и робко обняла Майкла за шею. А он нежно стал целовать солёное лицо девушки, и с каждым его поцелуем отлетал ещё один окаменелый черепок с её замороженной души. И наконец она по-настоящему поверила; взяла его лицо в руки, вдохнула его дыхание и стала ненасытно и бесконечно пить чудесную влагу его губ.

Ей двадцать лет не давали поцеловать любимого человека.

Мраморный пол веранды отгораживался стеклянной стеной от дубового паркета огромной гостиной виллы Уайтшильдов. Солнце уже садилось в море, окрашивая персидские узоры настенных ковров в красноватый оттенок.

Элиза сидела на диване рядом с бородатым незнакомцем. Конечно, он уже давно не был незнакомцем, да и сидели они вполне неформально — оба в махровых халатах, приняв душ после морского купания. Честно признаем — душ они принимали порознь, но сидели, тесно обнявшись. Элиза просто тонула в атмосфере любви, такой непривычной и незнакомой для неё. Но вот она с трудом вынырнула на поверхность, глотнула воздух горячим ртом и взволнованно шепнула:

— Я боюсь…

— Почему ты боишься?

— Я боюсь, потому что мне страшно!

— Логично. Тогда мы подождём, пока твой страх не распадётся на мелкие снежинки и не растает. Ты уже не падаешь в обморок от моего вида. Это отличный признак!

И Майкл снова стал целовать её рыжие волосы, зелёные глаза и взволнованный полуоткрытый рот.

— Почему ты так терпелив, почему ты не ругаешь меня и не топаешь ногами? — спросила она, еле переводя дух от его поцелуев.

— Потому что нам некуда спешить, впереди у нас — вечность… — ласково сказал он. — Ты для меня драгоценнее всех королевств, и мы всегда будем вместе… я никогда не брошу тебя и никому не отдам… и не буду топать на тебя ногами… ты можешь мне верить…

Если есть на свете лечебный дождь, то это был исцеляющий ливень — уверенных слов и страстных поцелуев. Горячий ручей размывал какие-то последние ледяные барьеры в груди Элизы, и вдруг что-то лопнуло у неё внутри.

Сердце девушки захлестнуло обжигающей волной.

Элиза вскрикнула и одним рывком вскочила с дивана. И потянула за собой ничего не понимающего Майкла. Поставила его перед собой в ярко освещённой ванной комнате, выжала депилятор на свои ладони и стала убирать его бороду.

Сдерживаясь изо всех сил, она делала это не спеша, приблизив глаза к самой его коже, нежно и аккуратно освобождая от каштановых упругих волосков уголок его рта, который порывался что-то сказать и разумно смолчал… вот она открыла гладкую худощавую щёку… верхнюю губу чёткого молодого абриса… подбородок с волевой складкой…

Она изо всех сил старалась не смотреть на его лицо целиком, фиксируясь лишь на том кусочке, над которым она с наслаждением трудилась красивыми тонкими пальцами. Его ароматное дыхание веяло ей в лицо и кружило голову… как-то так получилось, что вместе с клочьями бороды на пол упал и халат Майкла. И вот Элиза зажмурилась, отодвинулась на расстояние вытянутой руки и, задыхаясь в гулком сердцебиении, распахнула глаза…

…и увидела его лицо.

Пронзающее душу насквозь. Встревоженное. Бесконечно дорогое.

Её сердце застучало как сумасшедшее, но она не отвела глаза и выдержала этот эмоциональный ураган. Это было лицо не юного Джерри, а взрослого Майкла — уверенное, волевое, с высоким лбом под коротким ёжиком волос. Самое главное — это было лицо влюблённого в неё человека. Элиза даже забыла дышать, ненасытно глядя на него — обнажённого и прекрасного, как античный бог с умными голубыми глазами. Её сердце вспыхнуло огнём, и она отчётливо поняла, что совершенно ничего не боится.

И не может ждать ни вечности, ни секунды.

Ещё одна махровая хламида упала на пол.

— Как ты посмел так долго мучить меня? — гневно сказала Элиза.

Огромный парк Уайтшильдов был задуман и исполнен как живописное произведение, где красками служили деревья и цветы, статуи и фонтаны, самый знаменитый из которых исполнял цвето-водо-музыкальные симфонии.

В середине парка, на холме, стояла беседка, где мраморная обнажённая купальщица бесконечно долго ловила спадающую накидку, а от беседки сбегал ручей — по водопадным ступеням, заросшим по бокам лохматой травой.

Дорожки легкомысленно петляли среди сосен, кактусов и тропических цветов, пересекая участки парка, превращённые в разные зоны — тропические джунгли, пустынную саванну, восточно-азиатские пейзажи. В густых зарослях скрывалось множество беседок, скамеек и укромных уголков. Элиза и Майкл бродили здесь уже неделю, но всё ещё обнаруживали незнакомые места. В японской бамбуковой роще темнел прудик, где красные и белые рыбы бесшумно парили над илистым дном. В каменном саду из греческих и римских скульптур и барельефов жили злобные почернелые гномы с побитыми лицами.

Тропинка привела Майкла и Элизу в крошечную ажурную беседку, прилепившуюся над скалой. Девушка услышала характерную заливистую трель и сказала Майклу:

— Твой т-фон звонит.

— Нет. Это птица, живущая по соседству, выучила его звонок и передразнивает.

— Смени звонок на более сложный.

— Не хочу. Мне нравится её нахальство.

Элиза улыбнулась, села на скамеечку и продолжила разговор:

— Мне нужно было выделить свой журнал из общей массы модных изданий, привлечь к нему внимание. Тогда я выпустила журнал в простой чёрной обложке, на которой кроме названия была написана крупными белыми буквами только одна фраза: «Извините, но этот журнал не для вас». Журнал был упакован в пластик, и открыть его можно было, только купив. Этот номер разошёлся десятикратным тиражом. С тех пор я оставила на чёрной обложке лишь три элемента — название «Неотразимость стиля», одну эффектную картинку номера и слова «Журнал не для всех». Установившиеся после той эпатажной обложки тиражи были в два раза больше, чем начальные. Элементарный психологический трюк — ведь ничто так не ранит душу человека, как мысль, что что-то, возможно замечательное, существует не для тебя, не нуждается в тебе…

Элиза помедлила и неожиданно сказала:

— Именно поэтому я так страшно мучилась, когда видела Джерри и Никки вместе. Они жили в своей вселенной, а я понимала, что мне туда хода нет… Это было просто невыносимо — как будто чудесный мир рядом и недоступен. Как мне хотелось быть там — рядом с твоим отцом… Но место было уже занято…

После паузы она продолжила:

— Джерри всегда притягивал меня, и однажды я решилась и совершенно нахально утянула его на балу выпускников… Я станцевала с ним самое огненное танго своей жизни! Это было как удар молнии… я мгновенно влюбилась в него по уши…